(Вторая дверца того же шкафа — Zhegalova_0012) Роспись дверцы имеет пояснительную надпись: «Беседа». Здесь изображен пир. Все живописное поле занимают двухэтажные палаты. Верхний этаж — парадные покои, нижний — служебные и хозяйственные помещения. Стараясь уйти от плоскостного изображения, художник пытался дать перспективу, подчеркивая богатство «нутряных палат» различными архитектурными подробностями: арками, колоннами, лестницами, барочным наличником окна. Реалистические бытовые черты, столь характерные для русского изобразительного искусства конца 17 века, выявлены здесь в изображении утвари и посуды: бочек, мисок, кувшинов, а также в сцене нацеживания вина.Обращают на себя внимание некоторые реалистические детали. Балюстрада верхней части здания из красных и синих точеных балясин настолько реальна, что вряд ли мы ошибемся, предположив, что мастер писал ее с натуры. Царский трон — пышное резное сооружение в духе барокко — изображён с некоторой долей фантазии, но отдельные его детали — волютообразные ножки, резной верх и опоры локотников — повторяют элементы существующих в музейных собраниях образцов мебели рубежа 17 — 18 столетий. Интересной бытовой подробностью является также узорная ткань костюмов персонажей притчи.

Поучительные притчи были любимыми сюжетами не только в искусстве 17 века. Их герои продолжали жить в народных картинках 18 столетия, получив новую бытовую и стилистическую трактовку. По данным Ровинского, народная картинка первой половины 18 века, рассказывающая в лицах притчу о египетском царе Птоломее, называлась «Человек, помни свой час! и состояла из четырёх частей, каждая из которых имела свою пояснительную надпись: «Египетский царь Птолемей, беседующий с боярином своим, на столе у него лежит череп», «Пирушка», «Погребение умершего» и «Смерть с косою в руках, за скиною у неё крошенка (корзина) с разными инструментами — копья, пилы. на голове песочные часы, а под ногами четыре головы».

Данная роспись даёт представление об орнаментальных и сюжетных росписях на предметах быта 17 века. В своеобразном убранстве жилища русского человека допетровской Руси эти росписи выполняли, по существу, функцию станковой живописи, уже занявшей почётное место в западноевропейском интерьере.